Она танцевала. Божественно. Неповторимо. Ярко. Она жила в танце - это был смысл Ее существования. Она сводила с ума толпы мужчин и женщин одним взмахом своей грациозной ножки. Ее тонкие руки были подобны крыльям бабочки, а шея - один поворот головы и взгляд из-под ресниц мог вызвать столпотворение в окружающем мире. Ее тело было совершенно. Совершенно бесформенно. Потому что врачи привязывали Её жгутами к кровати и кормили насильно. Потому что Она не могла шевельнуть даже плечом много недель подряд - так туго Ее бинтовали. Потому что доктор считал, что с такой манией даже и жить не стоит. А Она танцевала, назло ему, назло родителям, назло самой жизни.
Однажды, когда старенькая сиделка отвернулась к окну, перебирая свои усохшие от жизни губы руками, Она смогла раздувшимся пальцем дотянуться до ножниц на краю тумбочки. Сцепив зубы, Она смогла пухлой ладонью обхватить холодную сталь. Пот катился градом по опухшему лицу - но ведь это того стоило!!!! Сегодня Ее переворачивали, поэтому жгуты были не так сильно затянуты и давали возможность левой руке небольшое поле для движения. Ей хватило каких-то нескольких секунд, чтобы сжать ножницы и стремительно вонзить из себе в правую руку. Не важно - в вену или просто в рыхлое тело - главное, что потекла кровь. Сначала нехотя, какими-то рубиновыми каплями. Но потом, как будто поняв, что вот она - свобода, капли забусили, превращаясь в струйку. Сиделка, обернувшись, ахнула и попыталась вытащить ножницы из тела. Побелев от волнения, сиделка стала громко звать на помощь. А Она - смеялась, сжимая бесформенной рукой ножницы и стараясь погрузить их в ЭТО поглубже... Она смеяась над толпой белых халатов, которые суетились вокруг. Ведь с каждой гранатовой каплей, упавшей на пол, Ее тело становилось тоньше, воздушней, грациозней, совершенней. И Она снова танцевала. Легко. Воздушно. Божественно. И уже не было белых халатов, не было ненавистных жгутов, не было скрипучей больничной кровати. Была только Она - совершенная. Бестелесная. Танцовщица от Бога.